Шло обычное, то есть лихорадочное вкушение сокровищ как исконной, так и иноземной снеди, которой был усеян дубовый стол Наталии Исаевны: маринованных рыже–ржавых лисичек, пельменей с каким-то полудрагоценным мясом, ризотто с тучными розовеющими креветками, благородно тусклеющих устриц по-марсельски; скромного, но знающего себе цену ($24) крабьего пирога; наиделикатнейшей утки по-пекински из даунтауна, неистребимого оливье с неортодоксальным морским мясом, крошечных суши (почти от Картье) с инкрустациями из изумрудного авокадо, а также переливающихся терракотовой гаммой сашими из лосося, взращенного в туземном раю, миниатюрного шашлыка из божественной, а проще говоря, овечьей печенки с курдючным салом по тайному рецепту ферганской школы, баснословно раритетных трюфелей (не ждущих тех, кто опоздал всего лишь на пять минут), хрестоматийной серебристой селедки в сверкающих луковых кольцах и, наконец, холодной водки в старинном пузатом графине, – эта высокая какофония бессвязных аккордов, сплетаемая в симфонию блаженств для знающих толк старых эклектиков, предполагала дальнейшую расплату в виде публичного чтения.
По правилам, учрежденным Натальей Исаевной, никто из гостей не имел права отлынивать от декламации. Справка об освобождении не выдавалась даже иноговорящим партнерам отдельных гостей. «Пусть найдут перевод и прочтут на своем!» – велела Наталия Исаевна.
Поначалу все шло как всегда. Очередная жертва, то есть едок, еще пожевывающий, но уже поеживающийся от мысли о зябкой казни, понуро шел на эшафот – ампирный стул под нависшим над ним согбенным торшером ар-деко. Поднабрав воздуха и мучительно мыча, исполнитель скоропалительно перерабатывал шрифт в утробные поэтические звуки.
Публичное блеянье стихов малочитающим чтецом, не подозревающим о магических паузах, из которых, помимо слов, сделана поэзия, – неземное испытание для слуха смертных. Стихи на поэтических вечерах у княгини (как за глаза ее все называли) читались теми же колченогими голосами, какими читают по телефону коммерческие предложения юноши и девушки, которым недосуг репетировать исполняемые тексты.