Прелесть романа не в его литературной силе ("Война миров" - не "Война и мир"), но в силе воздействия на умы. И тут он, кажется, превосходит Толстого с его "дубиной народной войны". Война космическая чем-то эпичнее, хотя и не для тех, кто умирает в войнах местных. Апокалипсис на гигантских треножниках (видимо, Уэллса в детстве пугали фотографы) завораживал первых читателей так, как будет завораживать и последних. Если под ними иметь в виду зрителей грядущего с минуты на минуту фильма.
В романе проскользнула еле заметная гордость за наших микробов. Они не подвели, не струсили, но грудью встали на защиту Родины и нанесли (или занесли) врагу сокрушительное поражение. Нет, в романе никто не кричит: "Вечная слава микробам!", но все же приятно, что в трудную для Отчизны минуту они выполнили свой патриотический долг неограниченным контингентом. Тем самым доказав, что микробы - верные сыны нашей планеты.
Непонятно лишь, куда смотрели марсианские микробы. Поучаствуй они в схватке, и была бы война микромиров. То есть незримая. Но это не очень кинематографично. По моей смелой гипотезе, Спилберг изменил концовку, и марсиан победят не братья наши меньшие, а Том Круз, простой рабочий парень. Хотя скорее - его маленькая дочка. И маловероятно, что враги Спилберга прилетят с Марса: напасть на нас оттуда, как известно, может только марсоход.
Но тайна в ином: почему нас неизменно привлекает созерцание мирокрушения? Ее разгадал Лукреций Кар: нет ничего комфортнее, как наблюдать кораблекрушение с уютного берега. Тем паче в нежном кресле и с жареной кукурузой. Но есть и другой ответ: катаклизм мягко напоминает об опасности ненависти к себеподобным. О том, что все мы - провинциалы и родственники. И третий: скучно умирать одному. Потому так радуют эти картины.
