КНИГОТАРИЙ
(страшный рассказ)
«Бесконечна толпа пишущих, громадно, неизмеримо число книг; не знаю, к кому пристать, за что взяться... Если бы все, изданное древними философами, историками, риторами, поэтами, врачами, теологами дошло до нашего времени, от книг у нас бы не осталось никакого места в доме: пришлось бы сидеть на книгах, ступать по книгам и некуда было бы взор обратить, кроме как на книги. Да и сейчас мало кого не берет ужас и отвращение к занятиям, когда любая наука ощетинивается неисчислимыми томами, над которыми корпеть и корпеть. При виде их люди тотчас никнут духом и в тоске плачутся про себя: кто ж столько прочтет?» Хуан Луис Вивес (1492 - 1540)
– Этот давно ожидаемый населением закон сказочно преобразил наши кладбища, – горячечно шепнул Смотритель. И обвел рукой сверкающее урочище.
Желтоватая тропинка, утопающая в лиловых кущах, петляла меж стен и углов стеклянного городишка: куполков, шатерков, филигранных комнатенок, мансард, флигельков и прочих нежных сооружений. Гравий ласково шуршал под ногами.
– По древнему обычаю, с умершим хозяином заботливо закапывали коня, посуду и даже слуг, чья помощь могла оказаться не лишней в новой, неизведанной жизни. Так и читатель ведь – господин собственных книг. Герцог, князь, сюзерен.
– Иной властелин знает свою библиотеку не лучше, чем помещик – имена псарей, – сказал я.
– Закон «О погребении библиотек с усопшим книговладельцем» – один из самых глубоких в череде декретов нашего правительства о земле, – не слушая, заключил Смотритель.
Солнечные лучи, плутая в преломлениях, резвясь в призмах и отшатываясь в рикошетах, рождали книжные миражи. В воздухе мерцали фаты-морганы из корешков, титульных листов, золотых обрезов, отдельных страниц, шелковых закладок и даже кожаных, как кобура, задних обложек. Россыпи солнечных зайчиков образовывали легкомысленные созвездия. Было так ярко, что не спасали и закрытые веки.
– Инвестиция света возвращается сторицей. Прозрачное решение, не правда ли? В нашем некрополе не пропадет ни корпускулки.
Он споткнулся о валяющуюся тяжелую книгу. Засеменил, побежал, но не упал. Раскрылись ее ржавые, сожженные временем, страницы.
– Сиротка, – пояснил Смотритель, впнув фолиант в ближайшую комнатенку. – Мы смертны, какой уж тут секрет. Мы уходим неизвестно куда, становимся неизвестно кем, бросив бесценный духовный багаж. Не обидно ли? Прочесть Геродота, Фукидида, Павсания, Ливия Тита, знать Страбона, листать Гиббона – и... Так было. Отныне – багаж остается с тобой.
Смотритель, тронутый заботой правительства, чуть не всплакнул от справедливости.
– Каждая читательская могила, – совладал он с волнением, – стоит у нас в благоустроенной светлице. И каждая светлица или, по-старому, гробница имеет светопроницаемые стены, подвижную крышу, и, главное, книжные стеллажи. Войдемте. Вот читатель. Как видите, все книги покойного – с ним. Этот господин (Смотритель выхватил очки, подбросил и виртуозно, на лету, вдел в них лицо) еще три дня назад был поклонником полных собраний сочинений. Он читал Новикова-Прибоя, Мамина-Сибиряка, Веру Панову и Фенимора Купера. В его светелке лишь две полки, но, согласитесь, выдержанных в особом духе. В такой суровой обстановке «Улисс» смотрелся бы неестественно.
Мы снова очутились на желтой тропе. Я обнаружил, что миражи состоят из тысяч светящихся водяных пылинок, рассеиваемых бесчисленными фонтанчиками.
– Читатель умирает разный. Чистый и грязный. Один читает чуть ли не все, другой чуть ли не ничего. Есть и такие, чья светлица обклеена изнутри газетами. Как в каком-то смысле и череп.
(прод. по заявк. подп.)
